Habituado a obedecer, Anton Prokofievitch pegou na bengala e no chapéu e pôs-se a caminho sem levantar objecções. Durante o trajecto foi reflectindo nos meios a utilizar para convencer Ivan Nikiforovitch. O humor um tanto brusco deste cavalheiro, aliás bastante respeitável, tornava o empreendimento assaz temerário. Como convencê-lo a aceitar o convite, se para ele representava tanto esforço pôr-se na posição vertical? Admitindo que ele se punha de pé, como conduzi-lo a um local onde ele sabia, sem sombra de dúvida, que iria encontrar o seu implacável inimigo? Quanto mais Anton Prokofievitch reflectia sobre o problema, mais obstáculos descobria. O dia estava quente; o sol ardente fazia-o suar em bica. O nosso homem deixava-se engrolar com facilidade, e nem sempre se saía bem dos seus empreendimentos; contudo, conhecia vários ardis, sabia fazer de parvo no momento oportuno, e saía-se com honra de aventuras em que homens de espírito teriam fracassado.
Повиноваться всегда было его стихиею, и потому он, взявши шапку и палку, немедленно отправился в путь. Но, идучи, стал рассуждать, калим образом ему подвигнуть Ивана Никифоровича прийти на ассамблею. Несколько крутой нрав сего, впрочем, достойного человека делал его предприятие почти невозможным. Да и как, в самом деле, ему решиться прийти, когда встать с постели уже ему стоило великого труда? Но положим, что он встанет, как ему прийти туда, где находится, - что, без сомнения, он знает, - непримиримый враг его? Чем более Антон Прокофьевич обдумывал, тем более находил препятствий. День был душен; солнце жгло; пот лился с него градом. Антон Прокофьевич, несмотря, что его щелкали по носу, был довольно хитрый человек на многие дела, - в ме'не только был он не так счастлив, - он очень знал, когда нужно прикинуться дураком, и иногда умел найтиться в таких обстоятельствах и случаях, где редко умный бывает в состоянии извернуться.